- 10 апреля 2024
Люди испокон веков привыкли считать любое общественно полезное дело «божьим промыслом». В этом я как человек не являюсь исключением. И когда в качестве журналиста берусь исследовать то или иное дело, обязательно ищу в нем «руку бога», а потом и жреца, что является ее реальным воплощением и проводником «промысла» среди людей.
Тхагаледж – в пантеоне адыгских языческих богов всегда занимал почетное место, потому что был покровителем того, отчего кормилось и кормится человечество на протяжении своего существования – земледелия и скотоводства. И если существует у крестьянства какая бы то ни было иерархия, то человек, о котором всегда хотел написать этот очерк, несомненно, в ней жрец, жрец Тхагаледжа, так самозабвенно и преданно служил он этому «божьему промыслу».
Сквозь времена подорванных устоев
За всю многовековую историю России никогда не было нанесено столько сокрушительных ударов по тысячелетним устоям крестьянства, как в прошлом 20 веке. В первую очередь в 30-х годах, во время коллективизации, которую сопровождали жестокие репрессии и голод. Во-вторых, во времена гигантских строек, когда под них расчищались площадки путем стирания с лица земли сотен селений с патриархальным укладом, а их крестьяне использовались в качестве рабочей силы по реализации «громадья планов». В-третьих, шестидесятые годы, когда были уничтожены тысячи так называемых неперспективных деревень. А сколько было в это время построено по стране военных полигонов, водохранилищ и прочих объектов, сопровождаемых массовым переселением крестьянства и болезненным отрывом его от материальных и духовных корней?!
Не миновала сия чаша и Адыгейскую автономную область, входившую тогда в состав Краснодарского края. Под зону затопления водохранилища попали 13 аулов и хуторов, селившихся на благодатных пойменных землях левобережья Кубани. В начале 70-х годов началось их массовое переселение в поселок, а впоследствии город Адыгейск. Попав в неблагоустроенный населенный пункт, построенный на болотистых почвах едкого глинозема, где никогда не селился человек и не росли садовые деревья и овощи, «вышедшие из земного рая» люди испытали шок. Умонастроения их в то время хорошо переданы в песне, что написали местные авторы – Руслан Махош и Юрий Чирг, в которой поется:
Где ж вы теперь, аулы мои,
Сердце съедает тоска.
Кто виноват, что без родины я,
Пусть мне ответит ЦКа.
В этой же песне лирический герой – переселенец тяжело вздыхает о потерянной родине, многовековом привычном жизненном укладе: «Что нам сей город, мы ведь крестьяне!». А в городе еще долго бродили, как тени из прошлого, сиротливые стайки коров, лошадей и прочей живности, вывезенные сюда переселенцами, все больше и больше не вписываясь в процесс урбанизации, в который были втянуты их хозяева.
Проходили годы, десятилетия, поколения сменялись поколениями, переселенцы прошли адаптацию к ставшим городскими условиям, а с ней и социальную ассимиляцию. В общем, из крестьян превратились в полноправных горожан, с атавизмом, как и у всех горожан, из «деревенского» прошлого – желанием работать на небольшом приусадебном участке, если он был, а если не было, - мечтать о даче или кусочке своей земли, которую можно возделывать.
А он, мой герой, все это время, переселенец, живший рядом с некогда аульчанами, как крепкий корень срубленного дерева, не переставал кормиться от земли и кормить других, оставаясь от крови до плоти крестьянином.
Служение
Асланбий Яхьевич Панеш родился в 1935 году в ауле Старый Казанукай, когда родная Адыгея едва начала оправляться от голода и уже отрапортовала о завершении коллективизации, а в Советском Союзе еще продолжалось «драчка» между большевиками и крестьянством, которое не желало обобществляться.
Первые крики новорожденного с точки зрения современной медицины связаны с развитием самостоятельных дыхательных процессов и коликами при начале внеутробного питания. А на Востоке по их поводу шутят, что происходят они от столкновения новорожденного с каким-то вопиющим фактом в несовершенном мире. Он видит его и так выражает свое негодование и возмущение. Если это так, то первый крик нашего новорожденного героя в том далеком 1935 году, наверное, означал – люди, безумие и безрассудство, безмерная глупость уничтожать того, кто вас кормит, искоренять крестьянство как класс!
Ему было всего полтора года, когда при рождении младшего брата умерла их мать. Отец женился на другой.
- Мачеха Гошмаф стала заботливой женой и матерью для нашей семьи, - говорит с благодарностью Асланбий Яхьевич. – Когда отца в войну ранили под Армавиром и он лежал там в госпитале, она трижды навещала его, преодолевая это нешуточное расстояние почти в 200 километров пешком.
В 1943 году, отец был еще раз ранен при освобождении Киева и умер в госпитале Макаровского района. В 80-е годы благодаря поисковикам, которые установили место его захоронения, Асланбий побывал на могиле отца и почтил его память.
После гибели отца молодая мачеха снова вышла замуж, а его с братом взяла на воспитание тетя Гошехан.
- Мы жили одной семьей, - вспоминает Асланбий, - а семья, потерявшая на войне кормильца, по тем временам имела право содержать двух коров, а приплод от них мы сдавали государству.
Так с десяти лет, умело сочетая работу на подворье и в колхозе, он прожил в родном ауле Старый Казанукай до 1973 года, завел семью, воспитывал детей.
А потом было переселение. Он ясно, до мелочей помнит тот летний день, когда, собрав в машине весь крестьянский скарб, детей, отправил их в поселок переселенцев. Последний раз посмотрел на реку, луга, где прошло босоногое детство, двор, в котором родился, аул, в котором рос и мужал. Потом, надев поводки на корову и телочку, что имел, повел их с супругой Дарихан туда, где не хотел жить, а было надо. И тяжела была его дорога, ох, как тяжела…
- Вот с той коровы и телочки и пошло мое стадо, - вспоминает он. – Сначала на подворье было пять голов, потом прикупил несколько телят. В общем, тогда я был в расцвете сил и стадо мое росло прямо пропорционально желанию трудиться в поте лица.
Через годы на городском подворье уже было около 50 голов крупного рогатого скота, овец и прочей живности. А что же окружение, ведь это был город, хотя Асланбий жил в нем с семьей почти на самой окраине? Все эти годы к нему наведывались из прокуратуры, милиции, санэпидемстанции и других ответственных служб, упрямо твердили, что не положено держать такое количество животных на городском подворье, штрафовали. Он исправно платил штрафы и никак не мог избавиться от крестьянина в душе и стать горожанином. Махнули к тому времени на него и соседи, которым он по мере возможности старался не приносить неудобств, махнули, резюмировав: «Асланбий не вышел из того времени и продолжает жить в ауле!»
- Как-то, подустав от всех этих нападков, - говорит он, - пошел в администрацию города и попросил участки для двух сыновей под индивидуальное жилищное строительство в поле за микрорайоном. Взял их с таким расчетом, чтобы построить там сарай и вольеры для скота. Но для крестьянина – животновода его питомцы, что дети для родителей, а потому не смог избавиться от желания держать их всегда рядом, под рукой, в поле зрения. В общем оставил затею со строительством сарая, а с этим и животных на подворье. А те два участка, наряду с незастроенными и принадлежащими землякам, мой сын Адам использует в качестве пастбища.
Сегодня Асланбию Яхьевичу 84 года. Он отошел от дела, но не от жизни, в неофициальном статусе старейшины рода Панеш постоянно поддерживает его реноме, блюдет традиции и обычаи своего народа, посещая общественные мероприятия. На взгляд несведущего, дело это нехлопотное. Но это далеко не так. Лично мне, как журналисту, застать его дома стоило немалого труда.
Назовите меня хоть кулаком
Феномен семьи Асланбия Панеша состоит в том, что несмотря ни на какие перипетии судьбы, сложности в жизни, она остается крестьянской в том первозданном виде, в котором сформировалась много веков назад. У Асланбия трое сыновей: Инвер, Адам, Клим. По стопам отца с десяти лет пошел средний. Сегодня Адам ревностный хранитель крестьянских традиций в роду, а два брата ему в этом помощники.
- Назовите меня, как хотите, - говорит Адам, - самозанятый крестьянин, пастух, или, к примеру, кулак – ничего в этом оскорбительного не вижу, потому что данные обозначения и отражают мою суть, мое миропонимание. Не называйте меня ни индивидуальным предпринимателем, ни фермером, потому что не я являюсь таковым, хотя признаю право на существование этих форм хозяйствования. Сегодня мое стадо насчитывает 18 голов крупного рогатого скота. Кто-то содержит на подворье овец, коз или большое количество птицы. А в целом по стране нас многомиллионная армия, которая так же, как и другие формы занятости в сельском хозяйстве, кормит ее. И государству не нужно сбрасывать нас со счетов.
Назад – в будущее!
Для того, чтобы стимулировать труд самозанятого крестьянства, Адам Панеш не считает необходимым забрасывание его кредитами.
- Узаконьте и верните нам общинные пастбища и сенокосные угодья, - говорит он. – В прошлом России они всегда были и являлись залогом продовольственной безопасности. Отдайте нам пространство, на котором мы будем трудиться и развиваться, и приносить стране большую пользу.
Вот с такими мыслями живет и трудится самозанятый крестьянин Адам Панеш, достойный преемник своего отца Асланбия, жреца Тхагаледжа.
Аслан Кушу.
